Николас Спаркс - Последняя песня

Открывая окно в своей спальне, Ронни задавалась вопросом, пришёл ли сейчас пастор Харрис в церковь. Она предполагала, что да, и, засмотревшись на волны, разбивающиеся о берег, она засомневалась, что он был в состоянии заметить игру света, который пробивался через окно из цветного стекла в здании. Ведь оно было установлено больше месяца назад, в конце концов, но пастор был, вероятно, слишком озабочен, чтобы заметить. Однако она надеялась, что какой-нибудь новенький в их городе наткнулся на церковь этим утром и испытал то же удивление, что и она, когда увидела солнечный свет, затопивший церковь в тот холодный день в ноябре. И она надеялась, что посетитель не торопился, чтобы рассмотреть окно, и восхитился его красотой.
Она встала уже час назад, но не была готова к новому дню. В этом году каникулы были не такими, как обычно. Вчера она взяла своего младшего брата, Джона, на прогулку по побережью. Тут и там, где бы они ни шли, были ели. В это время года море было близко, как никогда, но Джон не проявлял интереса ни к волнам, ни к чайкам, которые очаровывали его ещё несколько месяцев назад. Вместо этого он хотел пойти на workshop, и она взяла его туда, не говоря ни слова.
На кровати лежала стопка фотографий с ниши маленького пляжного домика, вместе с другими вещами, которые она собрала сегодня утром. В тишине она изучила их, пока её не прервали стуком в дверь. Заглянула мама.
– Хочешь завтракать? Я нашла кукурузные хлопья в буфете.
– Я не голодна.
– Ты должна поесть, детка.
Ронни продолжала смотреть на груду фотографий.
– Мама, я была неправа. И не знаю, что теперь делать.
– Ты имеешь в виду своего отца?
– Я имею в виду всё происходящее.
– Ты хочешь поговорить об этом?
Когда Ронни не ответила, мама вошла в комнату и села около дочери.
– Иногда помогает, если выговоришься. Ты такая тихая в последнее время.
На мгновение Ронни почувствовала, что воспоминания с силой нахлынули на её: пожар, и затем восстановление церкви, окна из цветного стекла, песня, которую она, наконец, закончила. Она думала о Блейзе, Скотте и Маркусе. Она думала об Уилле. Ей было восемнадцать лет … то было лето, когда её предали, лето, когда она была арестована, лето, когда она влюбилась. Это было не так давно,но все же иногда она чувствовала, что тогда она была совершенно другим человеком, нежели сейчас.
Ронни вздохнула.
– Что там Джон?
– Его здесь нет. Брайен взял его в обувной магазин. Он похож на щенка. Его ноги растут быстрее, чем всё остальное.
Ронни улыбнулась, но ее улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. В тишине, которая воцарилась вокруг, она почувствовала, как мама собрала ее длинные волосы и скрутила их в свободный конский хвостик. Мама делала это с тех пор, как Ронни была маленькой девочкой. Странно, но от этого стало легче.
– Я спрошу тебя вот о чём, – продолжила мама. Она пошла в туалет и поставила чемодан на кровать. – Почему ты не сказала, что собираешься?
– Я даже не заню, с чего начать.
– Начни сначала. Джон упоминал что-то о черепахах?
Ронни скрестила руки, зная, что история не началась так.
- Нет, – сказала она. – Даже при том, что я не была там, когда это случилось, я думаю, что лето в действительности началось с пожара.
– Какого пожара?
Ронни взяла стопку с кровати и вытащила изодранную газетную статью, зажатую между двумя фотографиями. Она вручила пожелтевшую газетную бумагу своей матери.
– Вот с этого, – сказала она. – В церкви.

Незаконный фейерверк, вызвавший пожар в церкви

Травмированный Пастор

На берегу Райтсвилла пожар разрушил историческую Первую Баптистскую церковь на кануне нового года, и исследователи подозревают в этом незаконно устроенный фейерверк.
«Пожарные были вызваны анонимным гостем пляжной церкви только после полуночи. Было много огня и дыма в дальней стороне здания», сообщил Тим Раян, руководитель Отдела пожарной охраны Райтсвиллского берега. Кое-что из оставшихся пиротехнических средств было найдено в источнике пламени.
Пастор Чарли Аррис был в церкви, когда начался пожар, и получил ожоги второй степени на руках и руках. Его отвезли в Региональный Медицинский центр Нового Ганновера, и в настоящее время больной находится в отделении интенсивной терапии.
Это был второй пожар в церкви спустя много месяцев. В ноябре Церковь Доброй Надежды и Согласия в Уилмингтоне была полностью разрушена. «Исследователи все еще рассматривают это как случай потенциального поджога»,– отметил Раян.
Свидетели сообщают, что меньше чем за двадцать минут до пожара, был замечен фейерверк позади церкви, вероятно для празднования Нового года. «Фейерверки незаконны в Северной Каролине, они являются особенно опасным ввиду последней засухи»,– сказал Раян. Этот пожар объясняет, почему. Человек находится в больнице, и церковь понесла убытки».
Когда мама закончила читать, она подняла глаза, встретившись взглядом с Ронни. Та колебалась; потом, со вздохом, она начала рассказывать историю, которая все еще казалась ей совершенно бессмысленной.

Ронни ссутулилась на переднем сиденье автомобиля, задаваясь вопросом, с какой стати родители так её ненавидели.
Это была единственная вещь, которая могла объяснить, почему она ехала к своему отцу в это заброшенное место, вместо того, чтобы провести время с ее друзьями дома, в Манхэттане.
И она не просто посещала своего папу. Поездка подразумевала уикэнд или два, возможно даже неделю. Она могла бы пережить этот визит. Но остаться до конца августа?
В значительной степени, все лето? Это было изгнанием, и в течение девяти часов езды в машине, она чувствовала себя заключенным, передаваемым сельской ИТК. Она не могла поверить, что ее мама фактически заставила ее пойти на это.
Ронни настолько страдала, что для неё потребовалась секунда, чтобы узнать Сонату номер 16 Моцарта в до мажоре. Это была одна из частей, которые она играла в Зале Корнейдж четыре года назад, и она знала, что ее мама взяла это, пока Ронни спала.
Слишком плохо. Ронни потянулась, чтобы выключить музыку.
– Зачем ты это сделала? – сморщилась мама. – Я хочу послушать.
– А я не хочу.
– Может, сделать потише?
– Мам, просто выключи. Ладно? Я не в настроении.
Ронни уставилась в окно, очень хорошо зная, что губы мамы вытянулись в тонкую полоску. Она делала это очень часто в последнее время. Это выглядело, как будто губы были намагничены.
– Думаю, что я видела пеликана, когда мы пересекли мост на Райтсвилл, –прокомментировала мама с принудительной легкостью.
– Ну и дела. Наверное, ты должна была вспомнить Крокодайла Хантера.
– Он умер,– сказал Джон, его голос звучал сзади, смешавшись вместе с другими, из его игры. Ее десятилетний брат – «боль в торце» – увлекся какой-то ерундой.
– Разве ты его не помнишь? – продолжил он. – Это очень грустно.
– Конечно, я помню.
– Не очень похоже.
– Ну, я не помню.
– Тогда ты не должна была сказать то, что ты только что сказала.
Она не потрудилась ответить в третий раз. За её братом всегда оставалось последнее слово. Это сводило с ума.
– Детка, а ты пыталась поспать? – спросила мама.
– Я спала, пока ты не переехала мост. Спасибо за это, кстати. Моя голова теперь похожа на гудящий улей.
Пристальный материнский взгляд следил за дорогой.
– Я рада видеть, что твоя дремота приводит тебя в хорошее настроение.
Ронни надула пузырь, жуя резинку. Мама ненавидела, когда она так делала, и это было главной причиной, почему девушка его надувала без остановок. Автомагистраль между штатами, по ее скромному мнению, была самым скучным шоссе, когда-либо придуманным. Кое-кто не особенно любил сальный фаст-фуд, отвратительные мотели и огромное количество сосен.
Так она сказала матери в Делавэре, Мэриленде, и в Вирджинии, но та каждый раз игнорировала её комментарии. Кроме попытки сделать поездку хорошей, так, как это было в прошлый раз, когда они будут видеть друг друга некоторое время, мама не была хорошим собеседником в автомобиле. Она вела ужасно, поэтому они или ехали на метро или брали такси, когда должны были добраться куда-нибудь. А в их квартире было… о, это отдельная история. Маму не волновало, что вещи, в основном, для ремонта, были разбросаны везде. Она пыталась привести в порядок дом дважды, и то, только тогда, когда ей об этом сказали. Она, вероятно, полагала, что, чем больше она напоминала Ронни о её оценках, об её друзьях, о том, что она непрерывно игнорировала установленный «комендантский час», или об Инциденте – особенно об Инциденте — более вероятно, что случится так, что Ронни заботилась бы об этом, а не о беспорядке.
Хорошо, она не была плохой матерью. Действительно не была. И когда Ронни была в хорошем расположении духа и была щедра, то могла бы даже признать, что мама была довольно хорошей. Девушка считала, что та застряла в некоторой фантастической деформации времени, в которой дети остаются детьми.
Ронни желала сотню раз, чтобы она родилась в мае вместо августа. Тогда бы ей скоро исполнилось восемнадцать, и мама не могла бы заставить ее сделать что-нибудь. Юридически, она была бы слишком стара, чтобы принять ее собственные решения.
Но сейчас у Ронни не было никакого выбора, поскольку ей всё ещё было семнадцать лет. Из-за уловки календаря. Поскольку мама забеременела на три месяца раньше, чем она должна была. Каково? Независимо от того, как отчаянно девушка просила не портить её планы, это не помогло. Брат и сестра должны провести лето с их папой. Так сказала мама, которая была настроена решительно. Ронни научилась презирать это.
Только после моста автомобиль стал двигаться медленнее. Тут между зданиями Ронни мельком увидела океан. Ура. Как будто её это заботило.
– Почему ты заставляешь меня делать это? – застонала Ронни.
– Мы уже говорили об этом, – ответила мама. – Ты должна провести время со своим отцом. Он скучает по тебе.
– Но почему целое лето? Нельзя просто неделю?
– Вам нужно побыть вдвоём больше, чем неделю. Ты не видела его 3 года.
– Это не моя вина. Ведь это он уехал.
– Да, но ты не отвечала на его звонки. И каждый раз, когда он приезжал в Нью-Йорк, чтобы поть тебя и Джона, ты просто игнорировала его и болталась со своими друзьями. Ронни снова надула пузырь. Уголком глаза она видела содрогание матери.
– Я не хочу видеть его или говорить с ним, – сказала девушка.
– Просто постарайся ничего не испортить, хорошо? Твой отец - хороший человек, и он любит тебя.
– И поэтому он ушёл от нас?
Вместо ответа ее мама посмотрела в зеркало заднего обзора.
– Джон, ты ждёшь встречи с отцом, так ведь?
– Шутишь? Это будет круто!
– Я рада, что у тебя хорошее отношение к папе. Возможно, ты мог бы научить этому свою сестру.
Он фыркнул.
– Да, верно.
– Я просто не понимаю, почему я не могу провести лето со своими друзьями, – пожаловалась Ронни. Она всё еще не одобряла всё это. Хотя она знала, что разногласия между родителями никто не вспоминал, она все еще питала надежду, что могла убедить маму вернуться назад.
– Ты имеешь в виду тусовки всю ночь в клубах? Я не такая наивная, Ронни. Я знаю, куда может отправиться компания молодых ребят.
– Я не делаю чего - то не так, мама.
– А что с твоими оценками? И твой комендантский час? И — «мы можем поговорить о чем-нибудь еще?».
Ронни перебила её.
– Неважно...И настолько обязательно, чтобы я провела время с папой?
Мама проигнорировала. С другой стороны, Ронни знала, что на это была причина. Она уже ответила на вопрос миллион раз, даже если девушка не хотела принимать это. Движение поменяло направление снова. Но тут автомобиль остановился. Мама вышла из машины и попыталсь осмотреть её.
– Интересно, что будет дальше, – пробормотала она.
– Похоже, мы застряли.
– Это - берег, – сказал Джон.
– Очень удачно.
– Три часа, воскресенье. Этого не должно было случится именно сегодня!
Ронни ненавидела всё это.
Джон спросил:
– Эй, мама! А папа знает, что Ронни была арестована?
– Да. Он знает, – ответила она.
– И что он собирается сделать?
На сей раз Ронни ответила:
– Он ничего не будет делать. Все, о чем он когда-либо заботился, это фортепьяно.
Ронни ненавидела фортепьяно и поклялась, что никогда не будет играть снова, и это решение казалось странным даже для её друзей, так как это была главная часть ее жизни. Ее папа, который когда-то был учителем в Джуллиарде, был также и её учителем, и в течение долгого времени она была поглощена желанием не только играть, но и писать оригинальную музыку вместе с отцом.
Она тоже играла хорошо. И, фактически, и из-за связи ее отца в Джуллиарде, там хорошо знали об ее способностях. Несколько статей в журналах классической музыки, и умеренно длинная в New York Times, которая сосредоточилась на связи отца-дочери, в конечном счете, привели к желанному появлению в Молодом ряду Исполнителей в Зале Корнейдж четыре года назад. Она предполагала, что это было основным моментом ее карьеры. И это было так. Но она не была наивной. Она знала, насколько редка такая возможность, но в последнее время она задавалась вопросом, стоило ли всё это таких жертв. Никто, помимо ее родителей, вероятно даже не помнил её как пианистку. Ронни знала, что, если ты не поимел популярное видео на YouTube или не смог выполнить этюд перед тысячами людьми, музыкальная способность – ничто.
Иногда ей было жаль, что ее отец не учил её играть на электрогитаре. Или, по крайней мере, вокалу. Чего она могла добиться со своей способностью играть на фортепьяно? Преподавать музыку в местной школе? Или играть в каком-нибудь вестибюле отеля, в то время как люди регистрируются? Или жить так, как её отец? Ведь он закончил тем, что оставил Джуллиард и отправился по миру как концертирующий пианист. Он играл зрителям, которые заполнили только первые два ряда в зале. Он путешествовал сорок недель в год, достаточно долго, чтобы внести напряжение в брак. Следующая вещь, которую она знала, мама начала протестовать, и однажды он не вернулся со своего тура. Насколько она знала, он не работал во все эти дни. Он даже не давал частные уроки.
Как это – работать вне дома, папа?
Ронни покачала головой. Она действительно не хотела быть здесь. Видит Бог, что она не хотела иметь вообще ничего общего с этими людьми.
– Мама! – позвал Джон. Он подался вперед. – Что это там? Это - колесо обозрения?
Мама вытягивала шею, пытаясь посмотреть вокруг.
– Я думаю, что да, – ответила она. – В городе должен быть карнавал. – Мы можем пойти? После того, как все мы пообедаем вместе?
– Вы должны будете спросить своего папу.
– Да, и возможно потом мы будем все сидеть без дела перед походным костром и жарить зефиры, – сказала Ронни. – Как одна большая, счастливая семья.
Теперь они оба проигнорировали ее.
– Интересно, а здесь много мест, куда можно пойти? – спросил Джон.
– Я уверена, что да. И если папа не захочет пойти куда-нибудь, думаю, что твоя сестра пойдет с тобой.
–Прекрасно! – воскликнула Ронни. Ведь это означало, что мама предложит что-нибудь вроде этого. Все было слишком ужасно, чтобы начать верить.

Стив Миллер играл на фортепьяно с особой интенсивностью, ожидая своих детей, готовый принять их в любую минуту.
Инструмент находился в маленькой комнате, недалеко от небольшой гостиной в домике на побережье.
Позади него располагались вещи, рассказывающие его историю. Их было не очень много. Кроме фортепьяно, всё его имущество умещалось в одну-единственную коробку. Там был снимок с родителями, когда он был юн, другая фотография, на которой он играл на фортепьяно. Они были заложены между университесткими степенями, которые он получил, одну в Чайпел Хилл, а другую в Бостонском университете. Далее лежало удостоверение об оценках в Джуллиарде, после пятнадцати лет преподавания.
Около окна лежал список, обрисовывающий в общих чертах даты его тура. Однако самым важным, тем не менее, была полудюжина фотографий Джона и Ронни, и несколько из них были прикреплены на стену или поставлены на фортепьяно, и всякий раз, когда он смотрел на них, то вспоминал, что, всё получилось не так, как он ожидал.
Вечернее солнце светило в окна, делая помещение душным, и Стив почувствовал бусинки пота на лице. К счастью, боль в его животе с утра стала утихать, но она началась давно, и он знал, что боль ушла ненадолго. У него всегда был слабый живот; когда ему было 20 лет, он получил язву и был госпитализирован; в 30 ему всё это удалили, после того, как язва разорвалась. А в то время Ким была беременна Джоном. Он принимал лекарства в течение многих лет, хотя знал, что ни одно не поможет.
Смерть его отца шесть лет назад изменила его, и, начиная с похорон, он чувствовал, как начинается, своего рода, обратный отсчет. Пять лет назад он ушёл и Джуллиарда. Год спустя он решил попытать своего счастья как концертирующий пианист. Три года назад он и Ким решили развестись; двенадцать месяцев спустя даты тура начали «исчезать» пока, наконец, не закончились полностью. В прошлом году он переехал сюда, в этот маленький городок, где он вырос, Он никогда не думал, что увидит его снова. Теперь он собирался провести лето со своими детьми, хотя и не знал, что из этого выйдет. Он давно бросил пытаться предсказать будущее.
Он понимал, что какие-либо предположения, в общем, были бессмысленны, и, кроме того, он сам мог едва понять прошлое. Стив мог сказать наверняка, что он был обычным человеком, и собственная реализация оставила его с неопределенным чувством разочарования в жизни, которую он вёл. Но что он мог сделать? В отличие от Ким, которая была очень общительна, он всегда был более сдержан и смешивался с толпой. Хотя у него были определенные таланты как музыканта и композитора, он испытывал недостаток в обаянии. Время от времени даже Стив признавал, что он был больше наблюдателем, чем участником, и в моментах болезненной честности с самим собой, он иногда полагал, что он отказывал себе во всём, что было важно. Ему было сорок восемь лет, он был разведён, дочь избегала его, а сын рос без него. Мысленно возвращаясь назад, он понимал, что в этом некого обвинить, кроме себя. Он просто хотел знать: для такого, как он, было все еще возможно испытать присутствие Бога?
Десять лет назад он и не задавался бы вопросом о таких вещах. Хотя он когда-то полагал, что ответ лежит так или иначе в музыке, которую он писал, теперь он начал подозревать, что ошибся. Чем чаще он думал об этом, тем больше в нём укреплялась мысль, что его музыка всегда была далеко от действительности. Он, возможно, и питал страсть к творчеству Чайковского или чувствовал удовлетворение, когда написал собственные сонаты, но теперь он знал, что погребение себя в музыке имело отношение меньше к Богу, чем к эгоистичному желание спастись. Реальный ответ лежал в его любви к детям, в боли, которую он испытал, когда он проснулся в тихом доме и понял, что их здесь нет .Но даже тогда он знал, что было нечто большее.
Он надеялся, что дети помогут ему найти это.
Спустя несколько минут Стив заметил движущийся автомобиль. Он и Ким купили его несколько лет назад для пикников уикэндов. Мимоходом он задавался вопросом, поменяла ли его бывшая жена масло или забыла. Ким никогда заботилась о таких вещах.
Но эта часть его жизни была окончена.
Стив поднялся со своего места, а Джон уже вышел из машины и мчался к нему. Его волосы были не расчесаны, а его руки и ноги были тощими как карандаши. Стив почувствовал комок в горле, напоминая снова о том, как он соскучился.
– Папа!
– Джон! – крикнул Стив. Когда Джон с разбегу обнял его, было трудно держаться вертикально.
– Ты сильно вырос, - сказал он.
– А ты уменьшился! Ответил Джон. – Ты худой.
Стив обнимал своего сына.
– Я рад, что ты здесь.
–Я тоже. Мама и Ронни ругались всё время.
– Это не смешно.
– Всё нормально. Я просто их не слушал.
- А, - ответил Стив.
Джон нацепил очки на нос.
– Почему мама не позволила нам лететь?
– Ты спрашивали ее?
– Нет.
– Ты должен был.
– Не важно. Я только спросил.
Стив улыбнулся. Он забыл, насколько болтливым мог быть его сын.
– Эй, это твой дом?
– Да.
– Просто потрясающе!
Стив задался вопросом, был ли Джон сейчас серьезен. Дом ведь совсем обычный. Он был самым старым в Райтсвилле и прятался между двумя огромными домами, которые появились в течение прошлых десяти лет, заставляя маленький домик казаться ещё меньше. Краска облупилась, крыша кое-где испортилась; Стива не удивило бы, если бы следующий более-менее приличный шторм всё разрушил, и это, без сомнения, понравилось бы соседям.
С тех пор, как он переехал, семья не общалась с ним.
- Ты так думаешь? – сказал он.
– Очнись! Он ведь стоит прямо на берегу! Что ещё нужно?
Джон побежал к океану.
- Можно мне поплавать?
- Конечно! Но будь осторожным. И оставайся в поле моего зрения. Не уплывай далеко.
- Договорились!
Мальчик убежал прежде, чем Ким подошла к Стиву. Ронни уже вышла из автомобиля, но все еще стояла около него.
- Привет, Ким, - сказал он.
- Стив…
Она хотела всё ему объяснить вкратце.
-У тебя всё хорошо? спросила она. - Ты выглядишь как-то не очень…
- Со мной всё нормально.
Он заметил Ронни, медленно приближающуюся к ним. Он был поражен тем, насколько она изменилась. Она отличалась от той девочки, что он видел на последней фотографии, которую Ким прислала по электронной почте. Это была полностью американка, которую он помнил, а теперь на ее месте была девушка с фиолетовой полоской в длинных каштановых волосах, с черными ногтями, в тёмной одежде. Несмотря на очевидные признаки подросткового бунта, он снова подумал, как она похожа на свою мать. Это хорошо. Он откашлялся.
- Привет, конфетка. Рад тебя видеть.
Когда Ронни не ответила, Ким нахмурилась.
- Не будь грубиянкой. Твой отец разговаривает с тобой, между прочим. Скажи хоть что-нибудь.
Ронни скрестила руки.
- Ладно. Я не собираюсь играть на фортепьяно для тебя.
- Ронни!- Стив мог услышать раздражение в голосе Ким.
- Что? Я рано встала.
Прежде, чем Ким смогла ответить, Стив покачал головой.
- Всё в порядке, Ким.
- Да, мам. Всё в порядке, - сказала Ронни, атакуя.
– У меня затекли ноги. Я пойду прогуляюсь.
Она ушла далеко, а Стив наблюдал за Ким, желая позвать её. Она как будто услышала его и вернулась.
- Долгая дорога?- спросил он, пытаясь как-то разрядить атмосферу.
- Ты не можешь себе даже вообразить этого.
Он улыбнулся, думая, что в течение некоторого времени можно было легко предположить, что они все еще женаты, что они оба все еще влюблены. Но, конечно, это было не так. После разгрузки сумок Стив пошел на кухню, где взял кубики льда со старомодного подноса и бросил их в ведёрко. Тут он услышал, как вошла Ким.
Он достал кувшин сладкого чая, вылил в две кружки, и вручил ей. Снаружи Джон барахтался в волнах и «охотился» на чаек, что кричали на поверхности воды.
- Похоже на то, что Джон весело проводит время, – сказал Стив. Ким шагнула к окну.
- Он был взволнован из-за этой поездки в течение многих недель.
Она колебалась. - Он скучал по тебе.
- Я тоже скучал по нему.
- Я знаю, - сказала она.
Ким сделала глоток чая и оглядела кухню.
- Так вот это место, ха! У этого есть … характер.
- Я думал, что ты заметила прохудившуюся крышу и нехватку кондиционеров.
Лицо Ким осветилось короткой улыбкой, затем она кашлянула.
- Я знаю, всё не так. Но зато я могу наблюдать, как встаёт солнце.
- И церковь позволяет тебе оставаться здесь бесплатно?
Стив кивнул.
- Дом принадлежал Карсону Джонсону. Он был местным художником, и когда он скончался, дом перешёл к церкви. Пастор Хэррис разрешает мне оставаться здесь, пока они не будут готовы всё продать.
- Так, это похоже на возвращение домой? То есть, твои родители имели обыкновение жить… в трёх домах отсюда?
- В семи, вообще-то. Близко.
- Это хорошо.
Стив пожал плечами.
- Это столь переполнено теперь. Место действительно изменилось с тех пор, как я был здесь в последний раз.
- Все меняется, - сказал Стив. Он прислонялся к стене, переминаясь с одной ноги на другу .
- Итак, когда был большой день? – спросил он, меняя тему. - Для тебя и Брайена?
- Стив … об этом.
- Всё хорошо, - сказал он, поднимая руку. - Я рад, что ты нашла кого-то.
Ким посмотрела на него, явно задаваясь вопросом, поймёт ли он буквально её слова.
- В январе,- сказала она, наконец. - И я хочу, чтобы ты знал, что с детьми … Брайен никогда не притворяется. Он бы тебе понравился.
– Я уверен, что понравился, – подтвердил он, делая глоток чая. Он поставил стакан.
– Что дети думают о нем?
– Джону, кажется, Брайен нравится, но мальчику нравятся всё.
– А Ронни?
– Она ведёт себя с ним так же, как с тобой.¬ ¬
Стив смеялся прежде, чем заметить ее взволнованное лицо.
– Как она это делает?
– Я не знаю, - вздохнула Ким. – И я не думаю, что она тоже не знает. Она подросток. Она игнорирует свой комендантский час, и половину времени, и мне очень трудно растормошить её, когда я пытаюсь говорить с ней. Я стараюсь списать это на возраст, потому что я помню се…, но …, – Она покачала головой.
– Ты ведь видел, как она была одета, да? И ее волосы, и эту ужасную тушь?
– Mмм…
– И?
– Могло быть хуже.
Ким приоткрыла рот, чтобы сказать что-то, но ничего не услышав, Стив понял, что он был прав. Неважно, что Ронни – подросток, страхи Ким не оправданы, ведь Ронни – все еще Ронни.
– Я думаю… Нет, я знаю, что ты прав. Просто с ней было так трудно в последнее время. Бывают моменты, когда она добра ко всем. К Джону, например. Даже при том, что они ругаются как кошка с собакой, она все еще ходит с ним в парк каждые выходные.
И когда у него была проблема с математикой, она занималась с ним каждую ночь. Это странно, потому что она сама редко ходит в школу. И я не сказала тебе этого, но я заставила ее сдать тест SAT в феврале. Она пропустила каждый отдельный вопрос. Ты знаешь, каким умным ты должен быть, чтобы пропустить каждый отдельный вопрос? Когда Стив засмеялся, Ким нахмурилась.
– Это не смешно.
– Отчасти забавно.
– Вы не общались последние три года.
Стив остановился.
– Ты права. Мне очень жаль. – Он снова взял кружку. – Что судья сказал об ее краже в магазине?
– Только то, что ты слышал по телефону, - ответила Ким с покорным выражением лица.
– Если у неё больше не будет проблем, то кража будет вычеркнута из ее дела. А если она сделает это снова, хотя …
Она затихла.
– Ты волнуешься по поводу этого, – констатировал Стив. Ким отвернулась.
–Это не первый раз. – призналась она. – Ронни сказала, что украла браслет в прошлом году, но на сей раз, она сказала, что покупала много вещей в аптеке и не могла уместить в сумке все это, поэтому помада оказалась в ее кармане. Она заплатила за все остальное, и когда ты видишь видео, это, кажется, заблуждение, но...
– Но ты не уверена.
Когда Ким не ответила, Стив покачал головой.
– Она не стала той, кого разыскивает полиция Америки. Пусть она сделала ошибку. Но… у нее всегда было доброе сердце… это не означает, что она теперь она сказала правду...
– И это не означает, что она лгала.
– Так ты веришь ей?
Выражение лица Ким было смесью надежды и скептицизма.
– Да,– сказал он. – Я верю ей.
– Почему?
–Потому что она - хороший ребенок.
– Не поняла? – Ким потребовала ответа.
Впервые она казалась сердитой.
– В прошлый раз, когда ты провела время с нею, она оканчивала среднюю школу.
Ким отвернулась от него, скрестив руки, и внимательно смотрела в окно. Ее голос был полный печали, когда она продолжила.
– Ты возвратился. Ты снова преподавал в Нью-Йорке. Ты не должен был путешествовать по стране, ты не должен был переезжать сюда … Ты стал частью их жизни.
Ее слова ужалили Стива, но он знал, что Ким была права. Но всё было не так просто. Тишина прошла, когда Стив откашлялся.
– Я просто пыталась сказать, что Ронни отличает правильное от неправильного. Столько, сколько она отстаивает свою независимость, я все еще полагаю, что она - тот же самый человек, которым она всегда была. Она не изменилась.
Прежде, чем Ким смогла понять, как должна была ответить на его комментарий, Джон вбежал через парадную дверь, его щеки были красными.
– Папа! Я нашел классный workshop! Пойдём! Я хочу показать тебе!
Ким поднял бровь.
– Ты хочешь увидеть это?
– Это просто потрясно, мама!
Ким повернулась от Стива к Джону, а потом обратно.
¬– Всё хорошо…, – сказала она. – Это похоже на связь отца и сына. И, кроме того, я действительно должна идти.
– Уже? – спросил Джон. Стив знал, как трудно всё это было для Ким, и он ответил
– У твоей мамы длинная дорога. И, кроме того, я хотел взять тебя с собой на карнавал сегодня вечером. Мы могли сделать это?
Стив увидел, как плечи Джона опустились.
– Я думаю, это… хорошо, – сказал он.
После того, как Джон сказал «Пока» маме — а Ронни все еще не была в поле зрения и, согласно Ким, вряд ли она скоро появится – Стив и Джон вышли на улицу.
В течение прошлых трех месяцев Стив провел большинство дней здесь, окружил различными вещами, которые сейчас изучал Джон. В центре wokshopa был большой рабочий стол с началами окна из цветного стекла, но Джон казался гораздо более заинтересованным фантастическими частями набивки чучел, взгроможденными на полках, пренадлижавшими предыдущему владельцу. Было трудно не быть загипнотизированным всем этим - существом с главой опоссума, привитым на тело цыпленка.
– Каково, а? – спросил Джон.
– Это, как предполагается, искусство.
– Я думал, что искусство - это картины.
– Ну да. Но иногда искусство – это и другие вещи.
Джон сморщил свой нос, уставившись на чучела.
– Это не похоже на искусство.
Когда Стив улыбнулся, Джон подошёл к окну из цветного стекла на рабочем столе.
– Это было его? - он спросил.
– Фактически, да. Я делаю это для церкви, что недалеко отсюда. В прошлом году в неё был пожар, и оригинальное окно было испорчено в огне.
– Я не знал, что ты умеешь делать окна.
– Веришь или нет, художник, который жил здесь, научил меня.
– Это тот, кто сделал животных?
– Ага.
– И ты знал его?
Стив присоединился к своему сыну за столом.
– Когда я был ребенком, я подхалимничал, когда предполагалось, что я читал Библию. Он делал окна из цветного стекла для большинства церквей здесь. Видишь картину на стене?
Стив указал на маленькое изображение распятого Христа, прикрепленное к одной из полок.
– Хочется верить, что это будет смотреть так же как картина, когда всё будет закончено. – – Потрясно, – сказал Джон, и Стив улыбнулся. Это было новое любимое словосына, и он задавался вопросом, сколько ешё он услышит его этим летом.
– Хочешь помочь?
– А можно?
– Я рассчитываю на это.
Стив легко его толкнул.
– Мне нужен хороший помощник.
– Это трудно?
– Я был в твоём возрасте, когда начал, так что я уверен, что ты будешь в состоянии аккуратно обращаться с ним.
Джон осторожно поднял стекло и исследовал его, держа его на свету, у его было серьезное выражение лица.
– Я уверен, что смогу.
Стив улыбнулся.
– Ты все еще ходишь в церковь? – спросил он.
– Да. Но это не так, кА ходили мы с тобой. Мы ходим туда, где нравится Брайену.
И Ронни не всегда ходит с нами. Она запирается в своей комнате и отказывается выйти, но как только мы уезжаем, она уходит к Starbucks, чтобы болтаться с друзьями.Из-за этого мама очень сердится.
– Это случается, когда дети становятся подростками. Они проверяют своих родителей. Джона откложил стекло на стол.
– Я не буду таким, – сказал он. – Я всегда буду хорошим. Но мне не нравится новая церковь. Это скучно.
–Достаточно ярмарка.” Он сделал паузу. – Я слышал, что ты не играел в футбол этой осенью.
– Я не очень хорош в этом.
– Да ну? Но ведь это весело?
– Нет, когда другие дети высмеивают тебя.
– Они высмеивают тебя?
– Всё нормально. Это не беспокоит меня.
– А, сказал Стив.
Джон пересттавил ноги, кое-что очевидно, было на его уме.
– Ронни не читала ни одного из тех писем, которые ты писал ей, пап. И она больше не будет играть на фортепьяно.
– Я знаю,– ответил Стив.
– Мама говорит, что это - потому что у нее ПМС.
Стив был почти в шоке, но быстро взял себя в руки. – И ты даже знаешь, что это означает?
– Я не маленький ребенок. Это означает мочевой синдром.
Стив засмеялся, гладя волосы Джона.
– Ну что, поёдем, найдём твою сестру? Я думаю, что видел, что она пошла на фестиваль. – Мы можем покататься на Колесе обозрения?
– Как ты хочешь.
– Потрясно.

Глава 3

Ронни

Ярмарка была переполнена. Или, как Ронни исправила себя, Фестиваль даров моря Райтсвилла был переполнен.
Когда Ронни платила за соду в одном из магазинчиков, она увидела, что автомобили стояли бампер к бамперу вдоль обеих дорог, ведущих к пирсу, и даже отметила несколько инициативных подростков, сдающих в аренду место для парковки. Пока, тем не менее, всё было скучным. Она надеялась, что Колесо обозрения было хорошо укреплено, и что пирс предложил магазины и магазины как дощатый настил в Атлантик-Сити. Другими словами, она надеялась, что всё будет именно так. Но нет. Фестиваль был временно расположен в месте для стоянки автомобилей во главе пирса, и это главным образом напоминало маленькую ярмарку графства. Присутствие машин было частью карнавала, и место для стоянки автомобилей было рядом с тирами и кафе.
Не похоже, чтобы кто-нибудь разделял ее мнение. Место было полно людьми. Старые и молодые, семьи, группы школьников, глазеющих друг на друга. Куда бы она ни пошла, казалось, что везде она попадает в поток тел. Потные тела. Большие, потные тела, два из которых давили ее. И ещё эти хот-доги в их руках.... Она поморщила нос. «Мда.»
Она отказывалась от поездок и игры в тире и шла к пирсу. К счастью, толпа стала меньше. Она обратила внимание на магазинчики. Как это можно покупать — кто на Земле купит гнома, построенного полностью из морских ракушек? Но, очевидно, кто-то покупал, иначе бы магазинов бы здесь не было.
Отвлекясь, она чуть не врезалась в стол, уставленный пожилой женщиной, сидевшей на складном стуле. Её рубашку украшал лейбл ОБЩЕСТВО ОХРАНЫ ЖИВОТНЫХ, у нее были белые волосы и открытое, веселое лицо — тип бабушек, которые тратили весь день на готовку рождественской сдобы прежде Сочельника. Так думала Ронни. На столе перед нею были брошюры и ящик пожертвования, вместе с большой картонной коробкой. В ней были четыре серых щенка, один из которых прыгал на задних ногах.
– Привет, малыш, – сказала она. Пожилая женщина улыбнулась.
– Хотите подержать его? Он очень забавный. Я зову его Синфилд.
Щенок завыл.
– Всё хорошо.
Он был симпатичен, все же. Правда симпатичный, и имя подходило ему. Ей хотелось взять его, но что-то останавливало. Она была сосунком для животных вообще, особенно оставленных. Как эти маленькие парни.
– С ними всё будет хорошо?
– Да, – ответила женщина. – Именно поэтому я здесь сейчас сижу. Люди приняли бы их. В прошлом году, мы нашли хозяев для тридцати животных..
Я жду новых владельцев для этих.
– Я не здешняя, ¬– ответила Ронни. Вдруг она что-то услышала и огляделась.
– Что там? Концерт?
Женщина покачала головой.
– Пляжный волейбол. Какой-то турнир. Вы должны пойти посмотреть. Игра должна быть довольно захватывающей.
Ронни подумала об этом. Почему бы и не сходить? Хуже уже не будет. Она бросила несколько долларов в ящик пожертвования прежде, чем уйти. Солнце садилось, давая океану блеск, и он был как жидкое золото. На берегу несколько семей сидели на полотенцах около воды, вместе с несколькими замками песка, которые завтра наверняка развалятся. Ронни не потратила много времени, что бы достигнуть своей цели. Поскольку она двигалась медленно, она заметила, что другие девочки в аудитории казались зафиксированными на этих двух игроках справа. Не удивительно. Эти два парня — ее возраста? старше? –они были такими, которых её подруга Кайла обычно описывала как “глазной леденец.” Хотя ни один из них не был точно типом Ронни, было невозможно не восхититься их долговязыми, мускульными телосложениями и грацией.Был один высокий, с темно-коричневыми волосами.
Ронни заметила блондинку и ее подругу сразу же. Они были и худыми и симпатичными, с ослепляюще белыми зубами, и они очевидно привыкли к тому, что всегда находятся в центре внимания, а мальчики пускают слюни. Они держались отдельно от толпы и приветствовали изящно, вероятно, таким образом не портя свои волосы. Они были как рекламные щиты, которые были красивыми, но которые слишком далеко. Ронни не знала их, но они её уже не нравились. Она обратила свое внимание к игре - симпатичные парни получили очко. И ещё. И ещё! Она не знала, каков счет был, но они были, очевидно, лучшей командой. И все же, поскольку она наблюдала, она тихо начала поддерживать другую команду. Побеждающая команда напомнила ей испорченных типах частной школы, с которыми она иногда сталкивалась в клубах.
Они думали, что лучше чем все остальные просто потому, что их папы были инвестиционными банкирами. Она видела достаточно так называемой привилегированной толпы, чтобы сразу узнать таких в толпе. Ее подозрения были подтверждены, когда партнер парня с коричневыми волосами мигал загорелой блондинке, и был как друг куклы Барби. В этом городе симпатичные люди явно знали друг друга. Почему она не удивлена?
Игра внезапно стала менее интересной, и она повернулась, чтобы уйти. Но в друг Ронии неопределенно услышала кого-то кричащего, поскольку противостоящая команда возвратила подачу, но прежде, чем она сделала несколько шагов, она почувствовала зрителей вокруг себя, толкающих друг друга. Игра внезапно оказалась менее интересной, и она повернулась, чтобы уйти. Вдруг Ронни неопределенно услышала кого-то, кричащего, но прежде, чем она сделала несколько шагов, она почувствовала зрителей вокруг себя, толкающих друг друга, сбивая ее с равновесия.
Всё случилось внезапно. Один из игроков, мчащийся к ней на полной скорости, вытянул шею, чтобы увидеть мяч. У Ронни не было времени, чтобы среагировать, и он врезался в нее. Она почувствовала, что он схватил ее за плечи в одновременной попытке остановить её падение. И вдруг она почусвтовала, как у банки с её содовой открылась крышка, и всё содержимое вылилось на неё. Ронни увидела, что игрок с коричневыми волосами уставился на нее, его глаза были широко открыты от шока.
– Как ты? – он задыхался.
Сода впиталась через ее рубашку. Рони услышала, что кто-то в толпе начал смеяться. И почему кто-то не должен смеяться? Это был такой фантастический день.
- Все хорошо, – пробормотала она.
– Уверена? Он казался искренним. – Я ужасно виноват.
– Просто … дай мне встать на ноги,– сказала она через сжатые зубы.
Он, казалось, не понимал, что он все еще держал ее за плечи, и его руки немедленно отпустили девушку. Юноша был…рассеянным.
– Мне правда очень жаль.
– Я знаю, ты не хотел,– сказала она. – Я жива, так что всё нормально.
С этими словами она повернулась, желая уйти так далеко отсюда, насколько это возможно. Позади она услышала, как кто-то сказал:
– Уилл! Пойдём! Продолжим игру!
Но так как Ронни шла через толпу, она была под прицелом его долгого пристального взгляда, пока совсем не исчезла от вида.
Рубашка была относительно в порядке, но от этого легче не стало. Ей она нравилась,это был сувенир с концерта Fall Out Boy, на который она ходила вместе с Риком в прошлом году. У Рика была татуировка в виде паутины на шее и очень много пирсинга в ушах, больше чем у Кайлы; Ронни хотела такую татуировку, но не сделала её, потому что солгала маме, куда они пошли, а потом попалась в доме брата Рика в Филадельфии. Мама запретила Ронни видеться и общаться с Риком, так что Ронни была как сдутый шарик на следующий день.
Рик был ей не интересен. Если честно, он ей даже не нравился. Но она была сердита на маму. Когда она добралась до дома Рика, он напился снова, как тогда на концерте, и она поняла, что, если бы она продолжала общаться с ним, он продолжил бы оказывать давление на нее, чтобы попробовать это, независимо от того, что это было. И он пробовал прошедшей ночью.
Она провела всего несколько минут в его доме прежде, чем пойти к Юнион Сквер, что бы провести там остаток дня, зная, что между ними всё кончено. Она не была наивна и знала о наркотиках. Некоторые из ее друзей сидели на кокаине, и у каждого даже была противная привычка денатурата. В какой бы клуб она ни пошла, везде был доступ ко всему этому. Однако, казалось, что всякий раз, когда ее друзья курили или пили или совали в рот пилюли, потом они тратили остальную часть ночи, произнося нечленораздельно слова или, полностью теряя контроль, делая кое-что действительно глупое. Кое-что – это было обычно вовлечение парня. Ронни не хотела ходить туда после того, что случилось с Кайлой прошлой зимой. Кто-то – Кайла не знала, кто — подсыпал немного GHB в ее коктейль, и, хотя у девушки не было чёткого воспоминания, что случилось потом, она была уверена, что находилась в комнате с тремя парнями, которых она впервые встретила той ночью. Когда она проснулась на следущее утро, ее одежда была разбросана вокруг. Кайла никогда не говорила больше об этом — она предпочла притворяться, что ничего не случилось, и сожалела, что сказала Ронни даже про это, но нетрудно догадаться, что произошло той ночью.
Придя на пирс, Ронни неистово вытирала салфеткой свою рубашку. Это, казалось, работало, но салфетка раскрошилась в крошечные белые хлопья, которые напоминали перхоть. Великолепно.
Ей было жаль, что парень не врезался в кого - то другого. Сколько она была там? десять минут? Почему именно она держала соду, находясь в толпе волейболистов, когда даже не хотела смотреть на игру? Почему она находилась там, в где не хотела быть? Через миллион лет такое не случится. Это как лотерейный билет. И был парень, который его поучил. Симпатичный парень с шоколадными глазами, с коричневыми волосами. Он, возможно, был частью толпы, но на наносекунду их глаза встретились…
Ронни качнула головой, чтобы очистить ум от таких сумасшедших мыслей. Ясное дело, она получила солнечный удар. Удовлетворенная, что приложила все усилия для спасения рубашки, она хотела поднять банку соды. Но за неё это сделал кто-то другой.
Перед нею стояла девушка ее возраста, державшая соду, и, по-видимому такая же же удивленная, как и Ронни. Она была одета в черное, ее темные волосы обрамляли лицо непослушными завитками. Как и у Кайлы, у нее было, по крайней мере, полдюжины пирсингов в каждом ухе, с несколькими миниатюрными черепами, которые свисали с мочек уха, и ее темные тени для век и карандаш для глаз придавали её лицу почти дикое выражение.
Она шагнула вперёд.
– Жизнь – дерьмо, – сказала она.
– Да? Уверена?
– Полностью.
– Ясно. Ты пытаешься быть забавной.
– «Остроумной» больше подходит. Зачем ты пьёшь эту гадость?
– Ничего получше я не нашла!
Девушка засмеялась, это был удивительно девичий звук.
– Ты ведь не здешняя?
– Нет, я из Нью-Йорка. Приехала к отцу.
– На уикенд?
– Нет. На всё лето.
– Тогда жизнь – правда дерьмо.
На сей раз была очередь Ронни смеяться.
– Я - Ронни. Это коротко от Вероники.
– Зови меня Блейз.
– Блейз? Пламя?
– Галадриель – моё настоящее имя. Это из Властелина колец. Моя мама – его фанатка.
– По крайней мере, она не называла тебя Глум.
– Или Ронни…
Она помедлила.
- Если тебе нужно что-нибудь сухое, пара рубашек есть у Немо, недалеко отсюда.
– Немо?
– Немо, именно.
– Немо… Из кино? Рыба апельсинового цвета в белую полоску? Застревает в сачке для рыбы, и его папаша рискует, чтобы найти сынулю?
- Ага.
– Мне не нужна рубашка, спасибо.
– Немо – прикольный чувак.
– Да, но если тебе шесть лет, – парировала Ронни.
– Хм.
Прежде, чем Ронни смогла ответить, она увидела трёх парней, идущих к ним через толпу. Порванные шорты, голая грудь и кожаные жакеты. Бровь у одного была проколота. Все несли по старомодному бумбоксу в руках; у одного тело было полностью покрыто татуировками. У другого, как у Блейз, были длинные темные волосы и молочно-белая кожа. Ронни инстинктивно повернулась, но поняла, что Блейз ушла. На её месте стоял Джон.
– Что ты пролила на свою рубашку? - спросил он. – Ты мокрая и липкая.
Ронни искала Блейз, задаваясь вопросом, куда она пошла. И почему.
– Уходи, хорошо?
– Я не могу. Папа тебя искал. Я думаю, что он хочет, чтобы ты пришла домой.
– Где он?
– Он остановился, чтобы пойти в туалет, но он будет тут с минуту на минуту.
– Не говори ему, что видел меня.
Джон подумал секунду.
– Пять баксов.
– Что?
– Дай мне пять баксов, и я забуду, что ты была здесь.
– Ты серьезно?
– У тебя мало времени,– сказал он. – Десять баксов.
По взгляду Джона она разыскала папу. Инстинктивно Ронни нырнула в толпу, зная, что не было ни малейшего шанса, что она сможет прокрасться мимо него. Она впивалась взглядом в своего брата, вымогателя, который очевидно тоже понял это. Он был симпатичным, и она любила его, и уважала его способности шантажа, но, тем не менее, он был ее младшим братом. В этом мире он был бы на ее стороне.
- Знаешь, я тебя ненавижу, – сказала она.
- Да, я ненавижу тебя тоже. Но всё равно ты должна мне десять долларов.
- Как насчёт пяти?
- Ты упустила свой шанс. Но зато твоя тайна не будет раскрыта.
Папа все еще не видел их, но приближался.
- Ладно,- прошипела она, роясь в карманах.
Ронни нашла нужную купюру, и Джон получил свои деньги. Оборачиваясь через плечо, она видела, что отец двинулся в ее направлении, и спряталась в толпе. Шокируя ее, Блейз прислонилась к кабинке, куря сигарету. Она ухмылялась.
– Проблемы с отцом?
– Как я могу уйти отсюда?
– Тебе решать, – Блейз пожала плечами. – Но он знает, какая на тебе рубашка.
Час спустя, Ронни сидела около Блейз на одной из скамей недалеко от конца пирса.
Блейз, как оказалось, была хорошим слушателем, с отличным чуством юмора — и что самое интересное, любила Нью-Йорк так же сильно, как и Ронни, даже при том, что никогда не была там. Она задавала вопросы о Таймс Сквер и Имперском Государственном Здании (the Empire State Building ) и Статуе Свободы – о том, что входило в обычный туристический маршрут, и что Ронни пыталась избегать любой ценой.Она описала реальный Нью-Йорк: клубы в Челси, концертная площадка в Бруклине, и уличные продавцы в Китайском квартале, где было возможно купить провезенную контрабандой фальшивые кошельки Prada или что - нибудь еще доллар. Разговор о тех местах всколыхнул желание Ронни уехать отсюда домой.
– Я бы тоже не хотела приезжать сюда, – согласилось Блейз. – Поверь мне. Это скучно. ––– Как долго ты тут живёшь?
– Всю жизнь. Но, по крайней мере, я хорошо одета.
Ронни купила глупую рубашку Немо, зная, что выглядит смешной. Единственный размер, который был в запасе, был ей велик, и рубашка тянулась до колен. Единственный плюс был в том, что, как только она надела это, она могла спрятаться от своего отца. Блейз была права.
– Кое-кто сказал мне, что Немо классный. Она лгала.
– Что мы тут делаем? Папа, наверное, уже ушёл.
Блейз повернулась.
– Почему? Ты хочешь вернуться на фестиваль?
– Нет. Но есть дело, которое нужно закончить.
– Погоди.
– Для чего?
Блейз не ответила. Вместо этого она стояла и оборнулась, оказавшись перед почерневшей водой. Ее волосы разметал бриз, и она, казалось, уставилась на луну.
– Я видел тебя раньше.
– Когда?
– Когда ты были на игре в волейбол.
Она показала жестом вниз по пирсу.
– Я стояла там.
–И?
– Ты казалась… неуместной. – Ты тоже.
– Вот почему я стояла на пирсе.
Она прыгала на рельсы и села, оказавшись перед Ронни.
–Я знаю, что ты не хочешь быть здесь, но что сделал твой отец, если ты такая сумашедшая?
– Это длинная история.
– Он живет со своей девушкой?
– Не думаю, что она у него есть.
– Почему?
– Считает себя удачливым.
– О чем ты говоришь?
– Папа живет со своей подругой. Она третья девушка после развода, между прочим, и она хуже всех, безусловно. Она лишь на несколько лет старше, чем я, и она одевается как стриптезёрша. Кто знает, может, она была стриптизершей. Мне больно каждый раз, когда я должна идти туда. Это действует мне на нервы. Одна минута – она пытается дать мне совет, она - моя мама, и в следующую минуту она пытается быть моим лучшим другом. Я ненавижу ее.
– И ты живёшь со своей мамой?
– Да. Но теперь у нее есть друг, и он дома все время. И он - лузер. Он носит этот смешной парик, потому что он полысел, и он всегда говорит мне, чтобы я думала о поступлении в колледж.
Прежде, чем Ронни смогла ответить, Блейз подскочила, отступив.
– О, ты должна это увидеть.
Ронни последовала за Блейз к толпе, и всё казалось, было уличным шоу. Пораженная, она поняла, что исполнители были тремя парнями, которых она видела ранее. Два из них танцевали брейк по музыку, рвущуюся из бумбокса, в то время как тот, с длинными темными волосами, был в центре. Он крутил фаерболл в руках.
– Ты его знаешь? спросила Ронни. Блейз кивнула.
– Это Маркус.
– У него специальный крем на руках?
– Нет.
– Как он это делает?
–Хм…Это удивительно, не так ли?
Ронни должна был согласиться. Маркус погасил два из шаров и затем вновь зажег их снова, касаясь третьего. Ронни наблюдала, как люди начали бросать деньги.
– Где он достаёт фаерболлы?
– Он делает их. Я могу показать, как. Это не сложно. Все, что нужно, это хлопковая футболка, иголка с ниткой, и немного жидкости для зажигалок.
Поскольку музыка продолжала реветь, Маркус бросил эти три фаерболлы какому-то парню и осветил еще два. Они двигали их назад и вперед, между друг другом, как клоуны в цирке, быстрее и быстрее, пока один бросок не спутался. После гашения трех толпа начала хлопать, и деньги полились в шляпу как музыка в бурном темпе. Тогда внезапно, остающиеся фаерболы были пойманы и погашены одновременно, поскольку песня почти окончилась. Ронни должна был признать, что она никогда не видела ничегоподобного. Маркус подошел к Блейз и их губы слились в длинный, вялый поцелуй, который казался диким на публике. Он медленно открывал глаза, смотря прямо на Ронни с увлечением.
–Кто это? спросил он, двигаясь в направлении к Ронни.
– Это - Ронни, сказала Блейз. – Она из Нью-Йорка. Я только что встретила ее.
Парни взглядом исследовали девушку, заставляя Ронни чувствовать себя отчетливо неудобно.
– Нью-Йорк? Спросил Маркус, таща из кармана и зажигая один из фаерболов. Пылающий шар был между его большим пальцем и указательным пальцем, удивляя Ронни снова, как он мог сделать такое.
– Тебе нравится огонь? – сказал он. Не ожидая ответа, он бросил фаербол в ее направлении. Ронни была так поражена, чтобы ответить. Шар приземлился позади нее.
– Сегодня было классное шоу, и я клянусь, что покажу тебе, как это делается.
Один из полицейских смотрел на всё это издалека. Его заметили.
Маркус сделал шаг назад.
– Мы уходим.
Мальчики захватили свои пальто и начали продвигаться по пирсу, к поездкам. Блейз следовала за ними, оставляя Ронни в покое. Ронни почувствовала, что офицер полиции смотрел на нее, но она проигнорировала его. Вместо этого она колебалась, но потом пошла за ними.

Он знал, что она последует за ними. Так всегда было. Особенно c новыми девочками в городе…. Они были глупы. Предсказуемы, но глупы.
Блейз обвивала Маркуса руками. Ронни сидела в сторонке, Тедди и Ланс пытались заполучить внимание девочек, проходящих мимо. Они уже выпили перед шоу — поэтому даже самая уродливая из всех пренебрегла ими. Блейз, тем временем, висела у него его шее, но он не обращал на это внимания. Она всегда висела на нем. Если бы она не была так хороша в постели, если бы она не знала вещи, которые действительно заводили его, он бросил бы ее месяц назад, ради одной из трех, четырех или пяти других девочек, с которыми он регулярно спал. Но сейчас он не был заинтересован в них. Вместо этого, он пристально смотрел на Ронни. Ему нравилась багровая полоска в ее волосах и ее плотное тело, блестящий эффект теней на глазах. Она выглядела довольно хорошо, несмотря на глупую рубашку
Он любил это. Ему нравилось, что много. Он желал, чтоб Блейз не было здесь.
– Иди. Принеси мне картошку фри, – сказал он. – Я голоден.
Блейз сделала шаг назад.
– У меня всего лишь несколько долларов.
Он мог услышать вой в ее голосе.
– И что? Это должно покрыть ее. И убедись, что ты не съешь любого из них.
Он задумался. Блейз становилось немного мягкой в животе, немного пухлой в лице. Не удивительно, если учесть, что в последнее время она пила почти столько же, сколько Тедди и Ланс. Блейз надула губы, но Маркус подтолкнул её, и она направилась в магазинчик. Когда она скрылась из глаз, Маркус побрел к Ронни и сел рядом с ней. Близко, но не слишком. Блейз была очень ревнивой, и он не хотел, чтобы она дала Ронни повод уйти прежде, чем он познакомится с ней.
– Что ты думаешь? – Спросил он.
– О чем?"
– О шоу. Ты никогда не видела ничего подобного в Нью-Йорке?
– Нет,– призналась она.
– Где ты живешь?
– Вниз по пляжу пешком.
Он мог сказать, что ей было неудобно, вероятно, потому, не было Блейз.
– Блейз сказала, что ты бросила своего отца.
В ответ она просто пожала плечами.
– Ты не хочешь говорить об этом?
– Мне нечего сказать.
Он откинулся.
– Может быть, ты просто не доверяешь мне.
– О чём ты говоришь?
– Ты будешь говорить с Блейз, но не со мной.
– Я даже не знаю.
– Ты не знаешь Блейз. Вы только что встретились.
– Я просто не хочу говорить с тобой, ладно? И я не хочу провести свой летний здесь.
Он убрал волосы с глаз.
– Так уходи.
– Да, ладно. Куда я должна идти?
– Во Флориду.
Она моргнула.
– Что?
– Я знаю парня, который получил там место недалеко от Тампа. Мы можем оставаться там столько, сколько пожелаем. Моя машина вон там.
Она смотрела на него, как будто в шоке.
– Я не могу поехать во Флориду с тобой. Я ... Я только что встретила тебя. А как насчет Блейз?
– А что?
– Ты с ней.
– Ну и что?
Его лицо оставалось спокойным.
– Это очень странно.
Она покачала головой и встала.
– Думаю, я пойду посмотреть, что делает Блейз.
Маркус полез в карман за огненным шаром
- Не волнуйся, я шучу, правда.
На самом деле он не шутил. Он сказал, что по той же причине он бросил на нее огненный шар. Чтобы увидеть, как далеко он может оттолкнуть ее.
-Ок, хорошо. Прекрасно. Я пойду туда и поговорю с ней.
Маркус смотрел на неё через стебель цветка. Чем больше он восхищался ей, тем больше он не знал, что с ней делать. Она одета от части плохо, но в отличие от Блейз она не курит и не проявляет никакого интереса к вечеринкам, , и у него возникло такое ощущение, что она, что-то скрывает. Квартира в Нью-Йорке, дом на пляже? Её семья должна быть богатой, чтобы позволить себе такое. Но она никак не вписывается в здешнее окружение людей, у которых были деньги.
И почему это имеет такое большое значение? Потому что он не любит богачей, ему не нравилось их поведение, ещё ему не нравилось то, что они считали себя лучше других людей. Однажды, перед тем как он выпустился из школы, он услышал, как один богатый ребёнок рассказывал, что ему подарили лодку на день рождение. Эта была не просто лодка, а с GPS и эхолотом, и этот ребёнок хвастался, как он целое лето будет кататься на ней. Три дня спустя Маркус поджёг его лодку и смотрел, как она горит. Он, конечно, никому не сказал, что он сделал. Расскажи одному человеку - и можешь быть уверен, что признался полиции. Тедди и Ланс представляли, как это было бы: их поместили бы в камеру, и они упали бы духом с первым хлопком двери. И именно поэтому Маркус заставил сделать их всю грязную работу. Лучший способ заставить их молчать это сделать их более виновными, чем он. Он не всегда доверял им, они ему даже не очень нравились, но они всегда были «за» его проделки. После того как Блейз вернулась, он съел свою картошку фри и решил, что они поедут гулять.
Одна вещь была точно ясна, после каждого концерта ему нужно было нечто больше. Что бы это значило?
Посмотрев на ближайший ларёк с едой, он увидел, как Блейз расплачивалась за картошку, а Ронни стояла позади неё. Он уставился на Ронни, вновь готовую вернуться к нему, что в конечном счете, она и сделала. Ничего больше, ему хватило бы украдкой увидеть её, чтобы снова удивиться, какова она была бы в постели.

Что бы он ни делал, всегда можно будет почувствовать вес секрет нажав на
его. На первый взгляд, все было вроде бы нормально: в последние шесть месяцев, он пошел на урок,
играл в баскетбол, присутствовал на выпускном, а закончил среднюю школу, колледж рамками. Он не
было все идеально, конечно. Шесть недель назад, он расстались с Эшли, но это не имеет ничего общего
с тем, что случилось в ту ночь, ночь он не мог забыть. Большую часть времени он смог
держать взаперти памяти, но каждый сейчас и потом, на досуге, все пришли к нему
с висцеральным силу. Изображения не изменился или бледные, размытые образы никогда не вокруг
ребер. Как будто его просмотре через кого-то глаза, то увидел бы сам подбежал
пляж и захвата Скотт, как он смотрел на бушующий огонь.
Какого черта вы делали? он вспомнил, кричать.
Это не моя вина! Скотт кричала назад.
Только тогда, однако, что Уилл понял, что они не одиноки. В отдалении, он заметил,
Маркус, Blaze, Тедди, и Лэнс, следит за ними, и он сразу понял, они видели все
, что произошло. Они знали ...
Как только будет схватил его мобильный телефон, Скотт остановил его.
Не звоните в полицию! Я сказал вам, что это несчастный случай! Выражение его лица было мольба. Давай,
человек! Вы мне должны!
Новости охват был достаточно длительным и первые несколько дней, и Уилл смотрел
сегментов и читать статьи в газете, живот узлов. Это была одна вещь для покрытия
случайного пожара. Может быть, он мог бы сделать это. Но кто-то был ранен в ту ночь, и он
почувствовал отвратительный волну вины, когда он ехал на сайте. Не важно, что церковь была
восстанавливаются или что пастор уже давно выпустили из больницы, что важно было
что он знал, что случилось, и ничего не сделал об этом. Вы должны мне ...
Это были те слова, которые преследовали его больше всего.
Не просто потому, что он и Скотт были лучшими друзьями с детского сада, но уже по другой,
более важная причина. А иногда в середине ночи, он ложился спать, ненавидя
истинности этих слов и желая найти способ сделать все правильно.
Как ни странно, это был инцидент на волейбольных команд ранее в тот же день, что привело к
памяти на этот раз. Вернее, она была девушкой он столкнулся с. Она не интересовалась
в извинениях, а в отличие от большинства девушек вокруг здесь, она не пыталась замаскировать свой гнев. Она не
кипятить на медленном огне, и она не визг, она была выдержана таким образом, что ударил его мгновенно
другое.
После она ворвалась покинуть, они кончили из множества, и он вынужден был признать, он пропустил
пара выстрелов он обычно не будет. Скотт посмотрел на него и, может, из-за
Игра света-he'd смотрел так, как он в ночь на огонь, когда Уилл вынул
сотовый телефон для вызова полиции. И это было все, что взял установить эти воспоминания свободном снова.
Он бы мог провести его вместе, пока они выиграли игру, но после ее окончания, он необходимо
некоторое время в одиночестве. Так он бродил по выставочным комплексом и остановился на одной из этих
завышенной, невозможно до победы игру кабины. Он собирался снимать перекачанных
баскетбол на немного слишком высоких обода, когда он услышал голос за спиной.
"Там ты", говорит Эшли. "Были ли вы избежать нас?
Да, подумал он. На самом деле, я был.
"Нет, ответил он. "Я не принял выстрел поскольку сезон закончился, и я хотел посмотреть, как ржавые я.
Эшли улыбнулся. Ее белый верх трубки, сандалиях и dangly серьги продемонстрировал ее голубые глаза
и светлые волосы с максимальным эффектом. Она превратилась в одежду с финальной игры волейбол
из турнира. Типичные, она была единственной девочкой, он когда-либо знал, кто проводится полная экипировка
изменения в качестве постоянного правила, даже когда она пошла на пляж. На выпускном вечере в мае этого года она изменилась
три раза: один снаряжения для обеда, другой для танцев, а третий для партии после этого. Она
на самом деле привез с собой чемодан, и после закрепления на корсажа и позировать для фотографий,
ему пришлось тащить его в машину. Мать не нашла его необычным, что она собрала, как будто она
были отправиться на отдых, а не танцевать. Но, возможно, является частью проблемы. Эшли
когда-то взял его заглянуть внутрь шкафа ее мамы, а женщина должна была пара
сто разных пар обуви и тысячи различных костюмах. Ее шкаф мог размещены
Buick.
"Не дайте мне вас остановить. Я ненавижу вас, чтобы быть вне доллар ".
Будет отвернулся, и после пристрелки на краю, он послал мяч дуги к корзине.
Он отскочил к ободу и щита прежде чем упасть дюйма Это был один. Еще два, и он
фактически выиграть приз.
Как шар покатился назад, карнавал работника украдкой взглянув на Эшли. Эшли, тем временем,
казалось, не заметил даже присутствие работника.
Когда мяч покатился в сети и к воле, Он поднял ее снова и взглянул на
карнавал работника. "Кто победил сегодня?
"Конечно. Многие победители каждый день ". Он продолжал пристально смотреть на Эшли, как он ответил. Нет
удивительного. Каждый всегда заметил Эшли. Она была как мигает неоновая вывеска для тех, кто
с унцию тестостерона.
Эшли сделала еще один шаг вперед, пируэт, и прислонился к кабине. Она улыбнулась
Будет ли еще раз. Эшли никогда не был один на тонкости. После того, увенчанный королева возвращении на родину,
она носила тиару всю ночь.
"Вы хорошо играл сегодня, сказала она. "А ваш служить стало намного лучше".
"Спасибо," Будет ли ответ.
"Я думаю, что ты почти так же хорошо, как Скотт".
"Ни в коем случае", сказал он. Скотт играл в волейбол, поскольку он был шесть; Будет заняли
игру только после первого курса. "Я быстро, и я могу прыгать, но у меня нет полной
игры Скотт делает.
"Я просто говорю вам, что я видел".
Акцентируя внимание на обод, Уилл выдохнул, стараясь, чтобы расслабиться перед съемкой мяч. То же самое было
дело его тренер всегда говорил ему делать на свободных бросков линии, а не что он никогда, казалось, улучшить свой процент. На этот раз, однако, мяч шелестели через сеть. Два на два.
"Что вы собираетесь делать с чучела животных, если вы выиграете?" Спросила она.
"Я не знаю. Вы хотите его? "
"Только если вы хотите, чтобы я есть."
Он знал, что она хотела, чтобы он предлагает ей, а не просить за него. После двух лет вместе, было кое-что он не знал о ней. Будет схватил мяч, выдохнул снова,
и взял его последний выстрел. Это один, однако, касаться слишком сильно, и мяч отскочил назад обода.
"Это было близко", сказал сотрудник. "Вы должны попробовать еще раз."
"Я знаю, когда я бил".
"Что я вам скажу. Я возьму от доллара. Два доллара за три выстрела ".
"Это все в порядке".
"Два доллара, и я дам вам обоим взять три выстрела. Он схватил мяч, предлагая ее
Эшли. "Мне бы очень хотелось видеть Вас дать ему попробовать."
Эшли смотрел на мяч, что делает его очевидно, что она никогда не помышляли такую идею.
Какая она, наверное, не было.
"Я так не думаю", сказал Уилл. "Но спасибо за предложение. Он повернулся к Эшли. "Вы
знаете, если Скотт еще существует? "
"Он за столом с Cassie. Или, по крайней мере, где они были, когда я пошел, чтобы найти тебя. Я
думаю, что он любит ее.
Будет ли движется в этом направлении, Эшли рядом с ним.
"Поэтому мы говорим," Эшли сказал, звучащий почти случайным ", и Скотт и подумал, что Cassie
может быть интересно над головой на свое место. Мои родители в Роли какого-либо события с
губернатора, так что мы бы место для себя ".
Будет ли это знали шел. "Я так не думаю", сказал он.
"Почему нет? Это не то, что-нибудь захватывающее, что происходит вокруг здесь.
"Я просто не думаю, что это хорошая идея".
"Это потому, что мы расстались? Это не так, как я хочу, чтобы вернуться вместе ".
Что было, зачем вы пришли на турнир, подумал он. И оделся до вечера. И
пришел, чтобы найти меня. И предложил мне идти к вам, так как для родителей нет дома.
Но он не говорил эти вещи. Он был не в настроении спорить, да и не хочу, чтобы
вещи сложнее, чем какой-либо они уже были. Она не была плохой человек, она просто была не для него.
"Я должен быть на работе завтра утром, и я всю волейбол день, играя в
ВС ", он предложил вместо. "Я просто хочу спать".
Она схватила его за руку, в результате чего его остановить. "Почему бы вам не принять мои звонки больше?"
Он ничего не сказал. Существовал на самом деле он ничего не мог сказать.
"Я хочу знать, что я сделал неправильно", потребовала она.
"Вы не сделали ничего плохого".
"А что это такое?
Когда он не ответил, она посмотрела на него умоляющий улыбкой. "Просто подойти и поговорить
Об этом, ладно?
Он знал, что она заслуживает ответа. Единственной проблемой было то, что ответа она не
хотите услышать.
"Как я уже сказал, я просто устал.
"Вы устали", Скотт заорал. "Ты сказал ей, что вы устали и вам хотелось спать?"
"Что-то вроде этого.
"Вы с ума?"
Скотт посмотрел на него через стол. Cassie и Эшли уже давно возглавлял пирс
говорить, без сомнения рассекающий все ли сказал Эшли, добавив ненужные драмы
ситуации, которая, вероятно, должен был оставаться закрытыми. С Эшли, однако, всегда было
драмы. Он внезапное чувство, что лето было будет долгим.
"Я устал", сказал Уилл. "Разве не вы?
"Может, ты не слышал, что она предлагала. Я и Cassie, вы и Эшли? Ее
родителей место на пляже?
"Она отметила она."
"И мы все еще здесь, потому что ...?"
"Я уже сказал вам.
Скотт покачал головой. "Нет ... видите, вот где вы потеряете меня. Вы можете использовать "Я устал" Извините
своих родителей, когда они хотят, чтобы вы мыть машину, или когда они говорят вам, чтобы встать, чтобы вы могли
сделать его в церковь. Не тогда, когда речь идет о возможности подобного. "
Будут ничего не сказал. Хотя Скотт был всего на год моложе he'd быть старшим на Лани высокого
Школа в осенне-он часто выступал как если бы он был старше и мудрее брат Уилла.
За исключением, что ночью в церковь ...
"Смотри, парень, там в баскетбол стенде? Теперь его, я получаю. Он стоит там весь день пытается заставить людей играть в игру, чтобы он мог заработать немного денег и купить себе пива и сигарет в конце смены.

При нормальных обстоятельствах Ронни вероятно оценила бы подобный вечер. В Нью-Йорке огни города лишали возможности видеть много звезд, но здесь, всё было наоборот. Даже со слоем морского тумана, она могла ясно разобрать Млечный путь, и непосредственно на юг, Венера пылала ярко. Волны потерпели крах и катились ритмично вдоль берега, и на горизонте, она могла видеть слабые огни полдюжины лодок.
Но обстоятельства не были нормальны. Поскольку она стояла на пирсе, она впивалась взглядом в чиновника, мертвенно бледного вне веры.
Это неизменно. Она не была только мертвенно бледна. Она кипела. То, что случилось, было так... так чрезмерно, она могла думать только об этом. Ее первая мысль должна была быть такой: просто путешествовать автостопом к автобусной станции и купить непосредственно билет назад в Нью-Йорку. Она не сказала бы ни папе, ни маме; она сказала бы Кайле. Как только туда доберётся, она выяснит, что сделать затем. Независимо от того, что она решила, это не могло быть хуже этого.
Но это не было возможно. Не с Офицером полиции здесь. Он поддерживал ее теперь, удостоверяясь, что она вошла внутрь.
Она все еще не могла поверить в это. Как мог ее папа - ее собственная плоть-и-кровь отец сделать это? Она была почти взрослой, она не делала чего - то не так, и это не была даже полночь. Какова была проблема? Почему он должен был превратить это во что-то намного большее, чем это было? Уверенна, в Офицере полиции заставило показаться, что это было дежурное блюдо, заказ, которым "управляют завода", чтобы освободить их пятно на Пункте Дачи - кое-что, что не удивиляет других - но тогда он повернулся к ней. Zeroed в на ней определенно.
"Я отведу вас домой," сказал он, заставляя это звучать, как будто ей было восемь лет.
"Нет, спасибо," она ответила.
"Тогда я должен буду арестовать Вас по обвинениям бродяжничества, и сделать так, чтобы Ваш папа привел домой Вас."
Это рассветало на ней тогда, что ее папа попросил, чтобы полиция привела домой ее, и был момент, когда она была заморожена в умерщвлении.
Несомненно, у нее были проблемы с ее мамой, и да, она сбегала со своего комендантского часа время от времени. Но никогда, когда-либо, не даже однажды, ее матери, не звонили из полиции.
На подъезде Офицер полиции злоупотреблял ее мыслями.
"Продолжите в," он вызвал, делая это довольно ясно, что, если она не откроет дверь, то он бы взломал её.
Изнутри, она могла услышать мягкие звуки фортепьяно, и она признала сонату Эдварда Грига в ми миноре. Она глубоко вздохнула прежде, чем открыть дверь, затем хлопнула её.
Ее отец прекратил играть, поскольку она впивалась взглядом в него.
"Ты послал полицейских за мной?"
Ее папа ничего не сказал, но его тишина была ответом.
"Почему ты сделал это?" она требовала ответа. "Как ты мог сделать это?"
Он ничего не сказал.
"Что это? Ты не хотел, чтобы я весело провела время? Ты не доверяешь мне? Я нужна тебе здесь?"
Ее отец остался сидеть. "Я знаю, что ты не хочешь быть здесь..."
Она шагнула вперёд с яростью. "Таким образом ты решаешь за меня, хочешь разрушить мою жизнь?"
"Кто такой Маркус?"
"Какая тебе разница!" кричала она. "Это не повод! Ты не сможешь контролировать всех тех, с кем я буду общаться, даже не пытайся!"
"Я не пытаюсь -"
"Я не хочу быть здесь! Разве ты не понимаешь этого? Я ненавижу тебя!"
Она уставилась на него, ее лицо, противоречило ей. Она надеялась, что он скажет её что-нибудь.
Но ее папа ничего не сказал, как обычно. Она ненавидела такую слабость. В ярости она пересекла комнату к алькову, захватила фотографию как она играла фортепьяно - с ее папой около скамьи - и швырнула её через комнату. Хотя он вздрогнул, но не произнёс ни звука.
"Что? Нечего сказать?"
Он откашлялся. "Первая дверь справа это твоя спальня."
Она даже не хотела удостаивать его комментарий ответом, таким образом она ушла вниз зал, и решила, что не будет иметь с ним ничего общего.
"Хорошей ночи,дорогая" сказал он. "Я люблю тебя."
Был момент, только момент, когда она пожалела о том, что она сказала ему; но ее сожаление исчезло так же быстро, как оно прибыло. Это было, как будто он даже не понял, что она была сердита: Она услышала, что он начал играть на фортепьяно снова, оттуда, где он остановился.
Спальню - не трудно, было найти ,было только 3 двери начиная от прихожей, одна дверь вела в ванную, а другая в комнату Ронни. С разбитым вздохом она снимала смешную футболку она почти забыла, что она износилась.
Это был худший день в ее жизни.
О, она знала, что она слишком драматизировала по этому поводу. Она не была глупа. Однако, это была небольшая, но единственная хорошая вещь, чтобы выйти из целого дня это то, что она встретила Блейз, котороая дало ей надежду, что у нее будет по крайней мере один человек, чтобы провести время норамально это лето.
Предположение, конечно, что Блейз все еще хотело провести время с нею. После небольшого трюка Папы, даже который вызывал сомнение. Блейз и остальные ребята вероятно все еще говорили об этом. Вероятно смеялись. Это была та проблема, которую Кайла могла вспоминать вечно. Из-за всего этого у неё заболел живот. Она бросила рубашку в угол – так как будто она больше никогда не хотела её видеть.
"Прежде, чем я буду весь в грязи, ты должна знать, что я здесь."
Ронни услышала звук, кружащийся вокруг, чтобы видеть, что Джон уставился на нее.
"Выйди!" кричала оны. "Что ты здесь делаешь? Это моя комната!"
"Нет, это - наша комната," сказал Джон. Он показал. "Смотри, Две кровати."
"Я не собираюсь жить в одной комнате с тобой!"
Он наклонил свою голову и сказал. "Ты будешь спать с папой?"
Она открыла рот, чтобы ответить, рассмотрела перемещение в гостиную комнату прежде чем понять, что она шла не туда снова, затем решила держать язык за зубами. Она подошла к своему чемодану, расстегнула молнию, и отбросила крышку. Анна Каренина лежала наверху, и она отбросила ее, ища пижаму.
"Я катался на Колесе обозрения," сказал Джон. "Было довольно здорово быть настолько высоко. Это - то, как Папа нашел тебя."
"Потрясающе."
"Это было удивительным. Ты каталась на нём?"
"Нет."
"Ты должна покататься. Я полностью видел Нью-Йорк."
"Я очень сомневаюсь в этом."
"Я видел. Я могу видеть довольно далеко. Не без очков, конечно. Папа сказал, что у меня острое зрение."
"Да, конечно."
Джон ничего не сказал. Вместо этого он подошёл к игрушечному мишке, которого он привёз из дома. Это был тот момент, который он сжимал его всякий раз, когда он был возбужден, и Ронни вздрагивал, сожалея о ее словах. Иногда способ, которым он говорил, было легче думать о нем как о взрослом, но поскольку он потянул медведя к своей груди, она знала, что она не должна была быть настолько резкой. Хотя он был рано развившимся, хотя он был словесным на грани раздражения время от времени, он был маленьким для своего возраста, больше размер шести - или семь лет чем десятилетний. Это никогда не было легко для него. Он родился на три месяца преждевременно, и он пострадал от астмы, плохого видения, и нехватки прекрасно-моторной координации. Она знала детей, его возраста они могли быть жестокими.
"Я не думала об этом. С твоими очками у тебя определённо острое зрение."
"Да, они довольно хороши теперь," он бормотал, но когда он отворачивался и оказался перед стеной, она вздрагивала снова. Он был милым ребенком. Боль в душе снова поразила её.
Она подошла к его кровати и села около него. "Эй", сказала она. "Я сожалею. Я не хотела. У меня была плохая ночь."
"Я знаю," сказал он.
"Вы катались на всех аттракционах?"
"Почти. Папа взял меня на большинство из них. Он почти сдался, а я нет. И я не боялся вообще в доме ужасов. Я могу сказать, что призраки были фальшивкой."
Она ласкала его бедро. "Ты всегда был храбрым."
"Да," сказал он. "Как в ту ночь, когда в квартире был пожар, ты боялась, а я нет."
"Я помню."
Он казался удовлетворенным ее ответом. Но тогда он стал тихим, и когда он говорил снова, его голос был только выше шепота. "Ты мисс Мама?"
"Да".
"Мне не нравилось быть здесь одному."
"Папа был в другой комнате," сказала она.
"Я знаю. Но я рад, что ты пришла домой так или иначе."
"Я, тоже."
Он улыбнулся прежде, чем выглядеть взволнованным снова. "Ты думаешь мама делает всё правильно?"
"Она прекрасна," она уверила его. Она накрыла его одеялом. "Но я знаю, что она скучает по тебе, также."
Утром, с солнечным светом, посмотревшим через занавески, Ронни потребовались несколько секунд, чтобы понять, где она была. Закрывая глаза на часы, она думала, Вы должны быть шутите.
Восемь часов? Утром? Летом?
Она легла обратно, только чтобы уставиться на потолок, уже зная, что сон расстаял. Потому что светило солнце и её папа играл на фортепьяно в гостинной. Поскольку она внезапно помнила то, что случилось вчера вечером, гнев, который она чувствовала в том, что сделал ее отец, появился вновь.
Добро пожаловать в другой день в раю.
За окном она услышала отдаленный рев двигателей. Она поднялась с кровати и раскрыла занавески, только чтобы отскочить назад, пораженная при виде енота, сидящего на порванной сумке мусора. В то время как усыпанный мусор был груб, енот был симпатичен, и она полдняла стакан, пытаясь привлечь его внимание.
Это было только тогда, что она заметила решётки на окне.
Решётки. На.. Окне.
Пойманная в ловушку.
Её зубы скрипели, она повернулась и направилась в гостинную. Джон смотрел мультфильмы и ел хлопья; ее папа взглянул на неё, но продолжил играть.
Она упёрла руки в бока и ждала пока он остановиться. Он он не сделал этого. Она заметила, что картина, которую она бросила, вернулась на место на фортепьяно, хотя без рамы.
"Ты не можешь держать меня взаперти всё лето," сказала она. "Этого не будет."
Ее папа взглянул на неё, хотя он продолжал играть. "О чем ты говоришь?"
"Ты сделал решётки на окнах! Я думаю, что ты сделал меня своей заключённой?"
Джон продолжал смотреть мультики. "Я говорил тебе, что она сошла с ума"прокомментировал он.
Стив покачал своей головой, его руки, продолжали играть клавиатуру. "Я не ставил решётки. Они были уже в комплекте с домом"
"Я не верю тебе."
"Они были там," сказал Джон. "Чтобы защитить искусство."
"Тебя никто не спрашивал, Джон!" Она повернулась к своему папе. "Давай уясним одну вещь. Я уже не маленький ребёнок, понятно? Мне восемнадцать лет!"
"Тебе будет восемнадцать только двадцатого августа," сказал Джон позади нее.
"Пожалуйста не вмешивайся!" Она повернулась вокруг, чтобы стоять перед ним. "Это касается только меня и папы."
Джон хмурился. "Но тебе ещё нет восемнадцати."
"Это не повод!"
"Я думал, что ты забыла."
"Я не забыла. Я не дура."
"Но ты сказала -"
"Помолчи в течение нескольких секунд, ладно?" она сказала это так, неспособная скрыть ее раздражение. Она возвратила свой пристальный взгляд назад к папе, который продолжал играть, никогда не пропуская примечание. "Что ты делала вчера вечером?" Она остановилась, неспособная поместить все, что продолжалось, все, что случилось, в слова. "Я достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения. Разве ты не понимаешь этого? Ты дал мне право говорить, что я хочу, так что слушай меня пожалуйста!"
Резко, ее папа прекратил играть.
"Мне не нравится эта песня, которую ты играешь."
Он казался смущенным. "Какая песня?"
"Эта! Ты играешь на фортепьяно с той минуты как я приехала без передышки! Мне всё равно, что ты хочешь, чтобы я играла снова! Я никогда больше не буду играть! И уж точно не для тебя!"
"Хорошо."
Она ждала большего, но это было всё, что он сказал.
"Хорошо?" спросила она. "Это всё, что ты можешь сказать?"
Ее папа, казалось, не думал об ответе. "Ты не хочешь завтракать? Я пожарил бекон."
"Бекон?" спросила она. "Ты пожарил бекон?"
"Оуууу," Джон сказал.
Ее папа поглядел на Джона.
"Она - вегетарианец, Папа," объяснил он.
"Правда?" спросил отец.
Джона ответил вместо нее. "В течение трех лет. Но она иногда является фантастической, таким образом это имеет смысл."
Ронни уставилась на них в изумлении, задаваясь вопросом, как беседа была переведена в другое русло. Это не было о беконе, это было о том, что случилось вчера вечером. "Давайте разъясним одну вещь прямо сейчас," сказала она. "Если ты когда-нибудь пошлёшь милицию, чтобы снова привести меня домой, то я не просто откажусь играть на фортепьяно. Я не просто не пойду домой. Я никогда никогда не буду, говорить с тобой снова. И если ты мне не веришь, испытай меня. Я уже три года обходилась без того, чтобы говорить с тобой, и это была самая легкая вещь, которую я когда-либо делала."
С этим она пошла назад в ее комнате. Двадцать минут спустя, после того, без изменений она вышла из двери.
Ее первая мысль, поскольку она тащилась через песок, была то, что она должна была привезти шорты.
Было уже довольно жарко, воздух, густой с влажностью. Вверх и вниз по берегу люди уже лежали на полотенцах или бегали около прибоя. Около пирса она разыскивала полдюжину серфингистов, плавающих, и ждущих прекрасной волны.
Выше них, во главе пирса, больше не было фестиваля.Аттракционы были демонтированы, и кабины были уже отбуксированы далеко, оставляя позади только мусор и остатки пищи. Идя дальше, она блуждала через бедный район. Ни один из магазинов еще не был открыт, но большинство были такие, что она никогда бы в них не вошла, но они были переполнены туристами, несколько магазинов одежды, которые, казалось, специализировались на юбках и блузках, которые ее мама могла бы носить, и Король Булочки с начинкой и Макдоналдс, два места, в которые она отказалась ходить впринципе. Добавьте гостиницу и полдюжину высококлассных ресторанов и баров, и это было в значительной степени она. В конце единственные интересные места действия были магазины прибоя, музыкальные магазины, и старомодные обедающие, где она могла предположительно болтаться с друзьями..., если бы они у неё были здесь.
Она возвратилась к берегу и спустилась вниз, отмечая, что народу стало больше. Это был великолепный, свежий день; небо было глубоким, безоблачным синим. Если бы Кайла была здесь, она даже рассмотрела бы расходы солнца, но Кайлы здесь не было, и она не собиралась сюда приезжать. Но что еще можно было делать там?
Если бы Кайла была здесь, она даже рассмотрела бы расходы солнца, но Кайлы здесь не было, и она не собиралась сюда приезжать. Но что еще можно было делать там?
Возможно Ронни должна была попытаться получить работу. Это дало бы ей оправдание быть вне дома большую часть дня. Она не видела “Требуется работник” в окнах в центре, но кто-то должен был нанимать, правильно?
“Ты добралась домой хорошо? Или полицейский грубо с тобой обращался?"
Ронни посмотрела назад, и увидела пристальный взгляд Блэйз.
- “Нет, он был не груб."
Ронни улыбнуась.
- “Так, что случилось после того, как я уехала? Что-нибудь произошло?”
-“Нет. Парни уехали, и я не знаю, куда они пошли."
“Ты не пошла домой?”
- “Нет.” - Она добралась до своих ног, чистя песок с джинсов. “У тебя есть деньги?”
- "Зачем?"
Блэйз смотрела прямо: “Я не ела со вчерашнего утра. Я немного хочу есть.”

Уилл стоял в колодце под Фордом Эксплорером в спецодежде, наблюдая как капает масло, и всеми силами пытался игнорировать Скотта – а это было занятие не из простых. Время от времени Скотт начинал разглагольствовать по поводу предыдущего вечера с самого утра, когда они пришли на работу.
- Послушай, ты совершенно не прав, - продолжил Скотт, пытаясь смазать другую гайку. Он отыскал три банки машинного масла и поставил их на полку рялом с собой. – Оторваться вместе и возобновлять отношения – это не одно и то же.
- Мы ещё не всё выяснили?
- Мы бы выяснили, если бы ты включил мозги. Я-то вижу, что ты перепутал. Эшли не хочет возвращаться к тебе.
- Я не перепутал, - сказал Уилл. Он вытер руки о полотенце. – Именно об этом она и просила.
- Кэсси мне сказала другое.
Уилл сел рядом с полотенцем и потянулся за бутылкой воды. Магазин его отца специализировался на починке тормозов, замене масла, тюнинге, регулировке внешнего интерфейса. Отец хотел, чтобы помещение всегда выгляделло отлично, и можно было вести бизнес. А вот кондиционирование его, к сожалению, не волновало и летом температура здесь колебалась между Мохаве и Сахарой. Прежде чем возвращаться к Скотту, Уилл допил бутылку большим глатком. Бесспорно, Скотт был самым упрямым человеком, кого только знал Уилл. Парень мог колоть орехи своим упрямством.
- Ты не знаешь Эшли как я, - вздохнул Уилл. – К тому же всё кончено. Я не понимаю, почему тебя это так волнует.
- В смысле, помимо того, что вчера Гарри не встретил Салли? Да потому что я твой друг, и я забочусь о тебе! Я хочу чтобы ты наслаждался этим летом. Я хочу сам наслаждаться этим летом. Я хочу наслаждаться Кэсси.
- Так иди гуляй с ней.
- Если бы всё было так просто. Слушай, вчера вечером я так и думал. Но Эшли была так расстроена, что Кэсси не смогла её оставить.
- Мне действительно жаль.
Скотт сомневался, - Да, конечно.
В это время масло кончилось. Уилл забрал канистры и вылез, а Скотт остался внизу, чтобы заменить заглушку и залить масло в барабан. Открыв канистру и установив трубу, Уилл посмотрел на Скотта.
- Хм, кстати, ты видел девченку, которая остановила драку? – спросил он. Та, которая помогла маленькому мальчику найти маму?
Потребовалось мгновение, чтобы осознать вопрос. – Ты про ту вампиршу в мультяшной майке?
- Она не вампирша.
- Ага, я её видел. При ближайшем рассмотрении – ужасная пурпурная прядь в волосах, черный лак на ногтях? Ты вывернул на неё газировку, помнишь? Она считает, что ты воняешь.
- Что?
- Я просто сказал, - сказал он, дотянувшись до поддона. Ты просто не заметил выражения её лица, когда врезался в неё, но я-то видел. И у неё не получилось сбежать от тебя побыстрее. Следовательно, ты воняешь.
- Ей пришлось купить новую футболку.
- И что?
Уилл добавил вторую канистру. – Не знаю. Просто она удивила меня. К тому же, я не видел её тут раньше.
- Я повторяю: и что?
Дело было в том, что и сам Уилл не мог объяснить, почему думает об этой девушке. Особенно, если учесть, как мало он знал о ней. Да, она была хорошенькой - и он приметил это сразу, несмотря на пурпурные волосы и тёмную тушь – но ведь пляж был полон хорошеньких девчонок. Также не имело значения, как она остановила драку «по горячим следам». Зато он не раз вспоминал, как она веля себя с потерявшимся малышом. Он мельком заметил удивительную доброту под её бунтарской оболочкой, это задело его любопытство.
Она совсем не похожа на Эшли. Нет, это не значило, что Эшли плохая, она не плохая. Но в Эшли было что-то фальшивое, пусть Скотт и отказывался в это верить. В мире Эшли все и всё было разделено на маленькие лаконичные группы: популярный или нет, дорогой л дешовый, богатый или бедный, красивый или урод. В конечном счёте его достало её поверхностное суждение и её несостояние принять или отвергнуть что-либо посередине.
Но девушка с пурпурным локоном...
Подсознательно он понимал, что она была другой. Конечно, он не мог быть абсолютно уверен, но мог бы побиться об заклад. Она не разделяла других по группам, потому что сама не ставиля себя в рамки. Это ударило его новизной и отличием, особенно от девушек, которых он знал от Лэни. Особенно Эшли.
Хотя в гараже было много работы, мысли Уилла возвращались к девушке намного чаще, чем он мог предположить. Не постоянно. Но досаточно, чтобы он понял, что хочет узнать её поближе, и ловить себя на том, что гадает, встретятся ли они ещё.